Люди в белом (записки из монастыря)

04:00 утра. Первый день.

Просыпаюсь от звонка будильника. Я предусмотрительно завела приятную мантру. Тем не менее подъем в такое время еще является для организма определенным стрессом. Встаю с жесткого матраса. Ломит все части тела. Йогой заниматься нельзя. Бреду в душ — хорошо хоть бытовые условия приличные. Мне и вовсе повезло — туалет и душ с горячей водой находятся прямо в моей «келье». Еще у меня есть балкон с видом на банановые пальмы, рисовые поля и мирно пасущихся коров.

04:20. После душа падаю на коврик. Сначала обычное короткое простирание, утренняя мантра, осознанное простирание (mindful prostration). Здесь необходимо проговаривать про себя три раза каждое движение, и на все уходит около десяти минут. Дальше медитация — ходячая и сидячая. Сразу начинаю с двадцати минут. Двадцать минут хожу, двадцать минут сижу… И так несколько раз до шести утра. «Боже, какая глупость», — проносится в голове.

06:00. Если вы готовы в шесть утра съесть горячий и очень острый суп с лапшой и грибами, позавтракать можно в местной столовой. Я все-таки предпочитаю фрукты и овсянку, посему завтрак готовлю дома.

06:45. Я на озере. Восход. Абсолютная тишина, пение птиц и небо, становящееся из нежно-розового золотистым. Еще немного — и показывается краешек красного солнца, которое постепенно меняет свой цвет на оранжевый, а потом на золотисто-желтый. Медленно прогуливаюсь вокруг озера. Молча и в одиночестве.

08:00. Пора на репорт — ежедневную встречу с учителем. В этот раз меня «ведет» та же Сандра, с которой я занималась два года назад. Милая женщина из Мексики, которая живет тут уже лет пять. После репорта снова медитация. На сей раз до обеда.

Тело и сознание еще не поняли, куда попали. Меня не покидает легкое ощущение психбольницы. Все в белых длинных одеждах, двигаются медленно и практически не разговаривают. И зачем я только сюда вернулась?

Сандра дает указание медитировать по 30 минут. Самое интересное, что тут никто не наблюдает за тобой и не контролирует, сколько часов в день ты проводишь в медитации. Мне близок такой подход: не насилие, а осознанная работа над собой. Прекрасный повод для размышления о балансе между ответственностью и расслабленностью. Где начинается разумное усилие, и где оно превращается в насилие над собой? Где расслабление незаметно превращается в лень и апатию?

1:00. Обед. Здесь есть и невегетарианский уголок. Пища подается по принципу шведского стола: подходишь и в большую железную тарелку с разными отсеками накладываешь себе еду. Ланч всегда сытный и довольно разнообразный. Блюда все очень острые и сильно отличаются от тайской пищи в туристических ресторанах. Всегда есть рис, несколько видов супа, различного вида овощи… Иногда фрукты или что-то сладкое на десерт. Чая нет. Поле обеда я обычно возвращаюсь домой, пью чай и отдыхаю.

Снова медитация. Хожу-сижу. Сижу-хожу… Через несколько дней мои сессии удлинятся до 40 минут.

12:00. После двенадцати есть твердую пищу нельзя. Только пить. Монастырь — единственное место в мире, где я иногда пью растворимый кофе или какао из пакетика с угрожающим названием «Три в одном». Еще после полудня разрешается есть йогурты, но только без кусочков фруктов. Интересно, что разрешены мороженое и шоколад — их нельзя кусать, можно только рассасывать во рту. Кажется, что сложно, но режим дня и питание — это наименьшая проблема, с которой здесь можно столкнуться.

Что же сложнее? Гораздо страшнее и непривычнее столкнуться с тем, что внутри. Нам нельзя читать, писать, рисовать, слушать музыку. Конечно, нельзя пользоваться Интернетом. При таком режиме сознание, как улитка, заворачивается внутрь себя и наблюдает, наблюдает, наблюдает.

День второй

В первые два дня приходит осознание полной непредсказуемости и неопределенности будущего, ощущение бренности и непостоянства всего существующего. На поверхность поднимается старая и запрятанная в глубины подсознания боль, вылезают страхи. Я не прячусь, не убегаю от них, я внимательно смотрю в глаза своим демонам. Признаюсь, для этого требуется определенное мужество.

День третий

Я случайно проспала. Села батарея телефона. Открыла глаза незадолго до рассвета. Еще не успела толком проснуться, а уже погрузилась в глубочайшее чувство вины. «Ну как же так, я не посмотрела, заряжена ли батарейка», — начинаю корить себя и вовремя останавливаюсь. Это уже случилось. Я уже проспала и ничего не могу сделать, кроме того как встать, принять душ, позавтракать и начать практику. Чувство вины снимает свои руки с моего горла. Дышать становится легче. По хребту поднимаются воспоминания прошлых лет, всплывают те многочисленные ситуации, когда я испытывала острое чувство вины. Сейчас я реально вижу и чувствую, какое колоссальное количество энергии уходит на формирование этого чувства и последующую борьбу с ним. Дышу, наблюдаю, отпускаю.

Двигаюсь дальше. Освобождение от чувства вины не означает снятие с себя ответственности за свою жизнь. Да, это я не посмотрела, что батарейка телефона садилась, да, я несу полную ответственность за все, что происходит в моей жизни, но я не виню себя, когда что-то происходит не самым лучшим образом. Впрочем, а что есть самый лучший образ? Образ — не что иное, как мои идеи о том, что и как должно быть. А идеи и концепции всегда вступают в конфликт с реальностью, с тем, что есть на самом деле. Чувствую, как у меня внутри что-то высвобождается, как будто в животе, в груди, в голове становится больше свободного пространства. Ощущаю колоссальный прилив энергии и улыбаюсь сама себе.

Основное время в монастыре проходит в медитации. Формальные сессии сменяются у меня так называемой безопорной медитацией. Это значит, что в перерывах я выхожу на берег озера и просто пребываю в том, что есть. Я не концентрируюсь ни на чем и в то же самое время ощущаю абсолютно все: свое тело, дыхание, легкое дуновение ветерка, пение птиц, аромат трав и цветов, чувствую послевкусие только что выпитого молочного улуна. В этом же пространстве двигаются мои мысли: я вспоминаю родной город, события прошлых лет, вижу лица друзей. Здесь же возникают планы и фантазии относительно будущего. Я словно растворяюсь в окружающем пространстве и ясно ощущаю, что между внутренним и внешним пространствами нет никакой разницы. Оно едино… Все едино…

В медитациях ко мне приходят, кажется, глубокие выводы, но в перерывах сознание очень быстро встает на привычные рельсы и действует по накатанным шаблонам.

День четвертый

Этим утром на рассвете встречаю свою ученицу и подругу. В начале и середине практики очень умеренное общение разрешается, и мы перекидываемся парой слов, в том числе и относительно наших планов после монастыря. Мы сидим на берегу озера, розовый свет над его противоположным берегом разгорается все сильнее и сильнее, и вскоре показывается красный диск восходящего солнца. Зрелище, которое никогда не надоедает. Я смотрю как зачарованная и слушаю Леру:
— А я вот еду на непонятном поезде в Бангкок, который идет черт знает сколько. И вообще не знаю даже…
— Лера, — прерываю я ее, — ты не едешь на поезде в Бангкок — ты сидишь на берегу озера и смотришь на восход солнца.

Мы обе смеемся, понимая одновременно и комичность, и грусть ситуации. Ведь так мы и живем — ездим на поездах в Бангкок, сидим на завтрашних совещаниях, едим вчерашний ужин, встречаем прошлый Новый год, снова и снова ссоримся с женой, снова и снова сожалеем о сказанном сыну… Мы предвкушаем предстоящие выходные, планируем отпуск, думаем о новом проекте. Мы находимся где угодно, только не в настоящем моменте. И именно в Випассане становится предельно ясно, что ничего, абсолютно ничего другого, кроме этого, не существует.

Проходит еще несколько дней

Я медитирую уже по 50 минут. Наблюдаю в себе то агрессию и раздражение, то лень и апатию, то необъяснимые радость и веселье, то грусть и печаль. Я снова погружаюсь в страхи и испытываю тревогу и беспокойство, потом — снова радость и любовь ко всему живому. Я выхожу на берег озера и глупо улыбаюсь. Сегодня я реально ощутила, что в мире все едино. А на следующий день я горько рыдаю от чувства невыносимого одиночества. И часами наблюдаю за муравьями и разговариваю с рыбами.

Прошла почти неделя

Рыбы начали отвечать. Сессии увеличились до часа. Минут 10 уходит на осознанное простирание, потом час ходячей медитации, две минуты перерыв и переход в сидячее положение. Затем еще час сидячей медитации. Итого: одна сессия занимает 2 часа 15 минут. Время исчезает.

День седьмой

Я уже ни с кем не разговариваю и не выхожу из комнаты. Часы сна постепенно уменьшаются, и последние двое суток мне вообще нельзя спать, а также мыться в душе.

Первые сутки добровольного заточения. Мне страшно, мне сложно, мне невыносимо пусто и одиноко. Мое отчаяние достигает предела. Я перестаю понимать, для чего я сюда приехала. У меня затекают ноги, болит спина, ноют колени. Мне больно лежать на этом дурацком матрасе, я хочу спать. Периодически я просто падаю и выключаюсь. Просыпаюсь и снова медитирую. Я чувствую, как шевелятся извилины мозгов, я ощущаю спинной мозг и кончики волос. Я очень хорошо понимаю, почему монахи бреются налысо. В какой-то момент и мне непреодолимо хочется открыть макушку космосу. Из самой глубины подсознания вылезают фундаментальные страхи — страх смерти, страх одиночества, страх ненужности. Меня одолевает беспокойство такой силы, что все, что происходило со мной в первые дни, представляется детским лепетом.

День восьмой

Вторые сутки на орбите. У меня ничего не получается! Именно со мной этот метод не работает. Не понимаю, зачем я сюда вернулась, я падаю на матрас и захлебываюсь слезами. И тем не менее я снова встаю и делаю следующий шаг. «Настоящий момент, настоящий момент, настоящий момент», — повторяю про себя как заклинание. Это единственное, что нам говорят учителя на репортах: «Наблюдай за тем, что происходит, и будь в настоящем моменте». И я наблюдаю. За тем, как мне больно, как мне страшно, как тревожно и как одиноко. И я просто иду дальше. Шаг за шагом. В какой-то момент ходячей медитации абсолютно четко вижу, как передо мной раздвигается пространство, я делаю шаг, и пространство смыкается за моей спиной. Прошлого уже нет, будущего еще нет, есть только я, есть только один этот момент, что по сути есть одно и то же.

Последний день ретрита

Я уже не понимаю, какой день и который час. Вдруг время как будто останавливается. Исчезают все страхи, растворяется боль, и в груди распахивается что-то… Я не понимаю, что это. Я выбегаю на балкон и падаю на колени. Я плачу так, как я не плакала никогда в жизни… Я понимаю, нет, я чувствую, я ощущаю это… этот момент, эту жизнь и наполняющую все Любовь. Это невозможно передать словами, невозможно описать, так как любое описание происходит из того, что мы знаем, из прошлого, а потому оно мертво. Настоящее всегда живо и потому никогда не может быть описано. В настоящем можно только быть… Меня переполняет энергия. Мне хочется не просто двигаться, нет — летать. Я начинаю делать йогу — мне уже все равно, можно это или нельзя. Мое тело само двигается на коврике, принимает самые причудливые формы, мягко перетекая из одной асаны в другую. Я не следую никаким правилам, я ничего не делаю, я просто позволяю телу двигаться. Не понимаю, сколько проходит времени. Делаю себе чай и сажусь на балконе. Ныряю в мир — такой пульсирующий, дышащий, живой.

Я не просто вижу, я ясно ощущаю, как колоссальная часть энергии уходит на формирование страхов, сомнений и ожиданий; на сожаления, обиду, чувство вины относительно прошлого. Помимо создания этой адской структуры мы тратим львиную долю своей силы на ее удержание, а оставшуюся часть на борьбу с ней же! Выжатые как лимон, измотанные этой вечной борьбой, этим непрекращающимся внутренним конфликтом, мы оставляем себе крохотную частичку энергии на то, что существует в настоящем. Вот чего на самом деле надо бояться. Не одиночества, не смерти, не боли, не нищеты и нереализованных желаний. Бояться надо непрожитой жизни, а жить мы можем только в настоящем, и именно в настоящем нас почти никогда нет…

Я двигаюсь глубже. Я совершенно не хочу есть и легко наедаюсь одним кусочком арбуза. Когда мы перестаем тратить такое колоссальное количество энергии на создание своих представлений о мире, удержание их и борьбу с ними же, то энергия освобождается. Я абсолютно четко понимаю, что можно выспаться за четыре часа. Я чувствую в себе силы творить, делиться, преподавать, дарить…

Вспоминаю, что десять дней не выходила в мировую паутину — недаром она называется именно паутиной. Мы действительно все влипли туда, как мухи, и это тоже отнимает кучу сил. Я не говорю, что Интернет это плохо — это прекрасное достижение человеческого разума. В малых дозах — лекарство, в больших — яд, который убивает.

Последние пять дней я молчу.

Випассану в традиции буддизма Тхеравады («Малой колесницы») широко практикуют на севере Таиланда, где я собственно и находилась. В Таиланде больше распространен метод Махаяси Саядо. В отличие от Випассаны Гоенки, где приходится сидеть в одной позе с утра до ночи, Випассана по Саядо — сочетание медитативной ходьбы, поклонов и сидения. Самый известный монастырь в северном Таиланде — Ват Чом Тонг — расположен неподалеку от Чианг Мая.